Черный охотник [авторский сборнник] - Джеймс Кервуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дурная женщина! — зарычал Пьер Ганьон. — Кто тебе сказал, что она дурная женщина? Уж не хочешь ли ты сказать, что я говорил это?
— Ты, во всяком случае, намекал!..
— Черта с два, намекал! — крикнул Пьер, проводя рукой по своим взлохмаченным волосам. — Оскорбить Нанси Лобиньер! Да я бы скорее умер! Я убью первого, кто осмелится сказать что-нибудь против нее! Нанси — ангел!
— Вот это я и стараюсь все время доказать тебе, — сказал Давид.
— Она в двадцать раз красивее твоей Анны и в двадцать раз умнее ее. Но… она целовала тебя! Объясни мне, черт возьми, зачем это она делала?
— Я думаю, что ею руководила только жалость, — ответил Давид.
Пьер Ганьон перестал шагать по комнате, и лицо его приняло уже спокойное выражение, когда он произнес:
— Пожалуй, ты прав. Действительно жалость. И меня она, вероятно, тоже пожалела! Поцеловала меня и убежала, потому что ей жаль было меня. Но тебя она совсем не так целовала, если верить тому, что рассказывает Анна. Меня не столько возмутило то, что она тебя целовала, сколько то, что она сказала про другого! Кто он такой? Где мне найти его?
— Я полагал, что она подразумевала тебя… после всего, что случилось, — предположил Давид.
— Меня! — Пьер Ганьон рассмеялся безнадежным смехом, а потом протянул руку Давиду: — Прости меня, Давид. Я выказал весьма мало гостеприимства по отношению к тебе. Но я буквально без ума от Нанси. Я умру без нее. Я в течение двух лет ползаю на коленях перед ней, и она ни разу не разрешила мне прикоснуться к ее губам, а теперь она вдруг целует тебя по собственному желанию и, таким образом, отдает другому то, чего я добивался в течение стольких недель. Я должен найти человека, о котором она говорила, и, клянусь, я убью его!
Он крепко сжал руку Давида и вдруг просветлел. Какая-то мысль озарила его.
— Возможно ли, что это капитан Талон? — воскликнул он. — Его считают лучшим стрелком в Новой Франции, и я с величайшим удовольствием всажу в него пулю.
— Но это невозможно! — возмутился Давид Рок. — Я бы скорее поверил, что Нанси полюбит змею!
— Тем не менее ты сам говоришь, что видел их вместе сегодня вечером.
— Да, точно так же, как Анну с интендантом Биго, — парировал Давид.
— Но Анна ведь объяснила тебе.
— Она ровно ничего не объяснила мне, — прервал его Давид, — и, чем больше я думаю об этом, тем меньше нравится мне эта история.
Оба влюбленных безмолвно глядели друг на друга, и в эти мгновения их дружба стала крепче, чем когда-либо.
— Давид, мне искренне жаль, что я вел себя таким дураком по отношению к тебе. Но ты напрасно тревожишься из-за Анны. Я готов поклясться, что у нее были все основания для того, чтобы покинуть ночью монастырь.
— Я с одинаковой уверенностью могу поклясться, что у Нанси Лобиньер были основания для того, чтобы находиться в обществе капитана Талона… и целовать тебя, — ответил тот.
Пьер сжал руки в кулаки и через некоторое время спросил:
— Скажи мне, что случилось, когда ты увиделся с Анной?
Давид Рок вкратце рассказал ему о своем бурном свидании с возлюбленной и к концу добавил:
— Ты, наверное, знаешь, что Нанси и Анна поссорились?
— Знаю ли я! — воскликнул Пьер. — В последний месяц я служил для них обеих козлом отпущения! Они мне буквально все нервы поистрепали. Одна из них ненавидит Биго и боится за тебя, другая верит ему так же, как себе, и безоговорочно доверяет всем его обещаниям. Одна смешивает интенданта с грязью, другая — превозносит его до небес. Одна считает его проклятьем Новой Франции, другая смотрит на него, как на великого патриота, который покроет славой имя Новой Франции. Как же им не ссориться, тем более что между ними царит еще ревность, которая мне отнюдь не нравится, поскольку это касается Нанси.
— И кто из них прав? — спросил Давид Рок, прикасаясь к руке Пьера.
Пьер некоторое время колебался, а потом ответил:
— И та и другая.
— Ты хочешь сказать…
— Интендант никогда не нарушает обещаний, вроде того, что он дал тебе и Анне. Не знаю почему, но он, очевидно, очень расположен к тебе. Со временем он выведет тебя на путь к богатству и славе. Таким образом, Анна вполне права. Но что касается всего остального, Нанси гораздо ближе к истине. Биго и его клика овладели сердцем Новой Франции, которое они держат во дворце интендантства. Биго так умен и хитер, что половина народа за него и только половина — против. Я тебе однажды говорил уже, что считаю его самым порочным человеком в Квебеке, и мое мнение о нем ничуть не изменилось с тех пор. В смысле нравственности он в действительности уже не может пасть ниже, и Нанси это знает, равно как это известно мне. Но Анна Сен-Дени этого не знает. Она отказывается верить тому, что она называет «постыдным вымыслом завистливых людей». Но это опять-таки не имеет ничего общего с твоей карьерой. Ты можешь быть вполне спокоен. Тогда как я… Теперь, когда я узнал, что Нанси отдала предпочтение другому человеку…
— Ты так уверен в этом, Пьер?
— Так же, как в том, что Анна никогда не позволит интенданту или кому-либо другому целовать себя.
Эти слова, в которых сказывалась вся вера Пьера в чистоту Анны Сен-Дени, были для Давида ударом ножа в сердце.
Пьер Ганьон продолжал.
— Когда Нанси Лобиньер сказала тебе, что она только одного человека целовала так, как тебя, ее слова предназначались не для тебя, а для меня. Я это чувствовал. А потом она насмешливо прикоснулась к моим губам и все лишь потому…
— Почему? — спросил Давид, видя, что его друг колеблется.
— Все из-за моей никчемности, как она говорит, — почти простонал Пьер Ганьон. — Она уже два года твердит мне, что я приношу меньше пользы, чем чайки, которые носятся над скалами. Что я лентяй и бесполезный человек, а потому я так жирею с каждым днем. Что я только думаю о роскоши и о себе самом. Что если бы все мужчины были такие неженки и так же страдали одышкой и отсутствием амбиции, как я, то англичане давно уже метлами повыгоняли бы нас из Канады! Но все это было не так еще скверно, пока она не увидела тебя, — с этой минуты она буквально стала приходить в ярость, когда речь заходит о моем комфорте. Она не перестает попрекать меня тобою, — вот, мол, каким должен быть мужчина! А тут она вдруг целует тебя и самым бесстыжим образом признается, что есть еще другой мужчина, которого она целовала!.. И… и… черт меня возьми! Я заставлю ее раскаяться во всем.
Лицо Пьера пылало. Видно было, что много диких мыслей копошится в его мозгу.
— Да! — крикнул он, и в голосе его впервые зазвучала металлическая нотка. — Начиная с этой ночи старого Пьера Ганьона больше нет! Теперь я научусь чему-нибудь более полезному, чем стрельба из пистолетов! Будь проклят Биго! К черту его шайку! И тем не менее я готов остаться с ним до последнего издыхания, лишь бы только избавиться от своего жира! Я вместе с тобой, Давид, отправлюсь в леса. Я буду драться, займусь плаванием, буду много бегать! Я должен получить звание лейтенанта, хотя бы мне пришлось поднять из-за этого революцию! Начиная с этой минуты я вступаю на боевую тропу, чтобы добиться славы… и мести! Ты поможешь мне, Давид?